Прошу прощения за неполиткорректный термин («негр») – слова не мои, а русского пролетарского поэта Владимира Маяковского, который не был талантлив (говорю как литературовед), но очень рьяно восхвалял тогдашнюю власть и писал о советском паспорте почти с таким же эротическим возбуждением, с каким я пишу о гамбургерах в Америке. А еще он говорил о фантазийном мире «без Россий и без Латвий», в котором все народы жили бы в одном большом общежитии. Поскольку пропагандистам и глашатаям революций свойственно быть лицемерами, сам Владимир Маяковский не хотел жить в общежитии – ему больше понравилось в Париже (точно так же, как русскому пропагандисту нашего времени Владимиру Рудольфовичу Соловьеву больше нравится жить в Северной Италии, недалеко от озера Комо).
А Владимир Ленин из стихотворения, объясню для младшей аудитории, был вождем революции 1917 г. в России, который, придя к власти, вешал, расстреливал и морил голодом сотни тысяч людей, требовал убивать еще больше, основал тайную полицию, чекистов (которые управляют Россией до сих пор) и концлагеря, а в 1924 году, умирая от сифилиса и других болезней, оставил власть хитрому разбойнику и психопату из Грузии Иосифу Сталину, превратившему аресты, пытки и убийства в олимпийский вид спорта еще почти на тридцать лет, а ГУЛАГ стал таким же общим термином, как Холокост, Голливуд и Афины.
Русскому языку, который был языком завоеваний и экспансий без собственной глубокой культуры, очень повезло (так же, как когда-то повезло персидскому языку). При относительно коротком периоде великой литературы Толстой, Чехов, Достоевский, Булгаков, Бунин, Набоков и множество других уместились в отрезок всего в пару сотен лет, и многие из этих авторов были многоязычными, иностранцами по происхождению и (или) не смогли прожить всю жизнь в России – и это нормально (потому что отъезд из страны помог им прожить дольше), культура и наука этой страны постоянно питаются соками Западной Европы: прежде всего немецкой, затем французской, но также английской, итальянской и испанской.
Лев Толстой не мог написать и трех страниц, не разбавив текст французскими цитатами (к тому же он писал свои великие книги на очень бедном, топорном русском языке с французским синтаксисом, что является не моим измышлением, а мнением нескольких поколений русских литературоведов) – так же, как и Россия, не умея сама смастерить ни машину, ни самолет без зарубежных технологий, стала бы покупать или воровать из-за границы комплектующие, а шедевры русской архитектуры почти все итальянские. Многие якобы русские произведения, от басен Крылова до сказки о деревянном человечке Буратино, украдены у иностранцев, так же, как и российские солдаты воровали стиралки на Украине, или как офицеры Красной Армии воровали в немецких домах ночные сорочки для своих жен, думая, что это платья.
Мы, литовцы, тоже не без греха: известное детское стихотворение «Zuikis Puikis» («Зайка-зазнайка»), написанное Эдуардасом Межелайтисом („O zuikienė nuo Vyžūnų / Leido mokslan savo sūnų“; в русском переводе: «А зайчиха шьет-стирает / Сына в школу собирает»), является копией – с почти точно скопированными иллюстрациями — немецкой книги 1924 года «Die Häschenschule» («Заячья школа»), только литовцы не упомянули при ее публикации ни автора (Альберт Сикстус), ни иллюстратора (Фриц Кох-Гота). Вот вам и ответ, почему зайчиха из Вижунай, а ее ребенок и даже учительница в литовской книжке одеты так, будто они богатые горожане из Баварии начала ХХ века.
В этом, конечно, по сути нет ничего плохого. Повторение и копирование — это способ, с помощью которого культура растет и распространяется, кроме того, и у нас в Литве очень немного собственного уникального содержания: от Микалоюса Константинаса Чюрлениса до Антанаса Венуолиса, от Йонаса Басанавичюса до Андрюса Ужкальниса — все литовские творцы были тем успешнее, чем больше впитывали иностранные влияния.
Русский язык и его наследие составляют значительную часть мировой культуры, однако точно не критическую и не обязательную. Множество людей в мире создают фантастические произведения, нисколько не касаясь русского наследия (другие обходятся без китайского, индийского, персидского, японского или латиноамериканского наследия – все это ценно, однако, повторяю, не обязательно). Западная цивилизация не может обойтись без наследия Древней Греции, Древнего Рима, а также Ближнего Востока, арабского мира и Османской империи, но не более того.
Вопрос: а почему мы должны избегать русского языка? Кому нужно переименовывать Русский драматический театр (который для меня, например, является частью личных воспоминаний, потому что мой папа некоторое время работал там с декорациями и когда-то познакомил меня, ребенка, с мировой легендой литовского джаза Вячеславом Ганелиным) или зачем вычеркивать русский язык из предметов, которые учат в государственных школах на деньги налогоплательщиков? В чем виноват сам русский язык? Буквы, слова, предложения?
Язык не виноват, ему не повезло: язык лишь инструмент общения, который, к сожалению, несет в себе отношение, мировоззрение, направление развития цивилизации, а также принуждение, насилие, токсическое доминирование и образ мира. Так уж сложилось, что нам приходится выбирать, к какой стороне света, к какой культурной тональности мы обратимся. В океане ты поворачиваешься или к воде, или к горам, ты не можешь одновременно выбрать и то, и другое.
Рассказываемые по-русски анекдоты о персонажах русской гражданской войны Василии Чапаеве и его помощнике Петьке – больше, чем фольклор, ровно как и фашистский фильм «Брат 2», лозунги и цитаты которого звучат из уст русских агрессоров и убийц в Украине сегодня, – не просто произведение кинематографического искусства. «Брат 2» не могли бы создать и смотреть на протяжении двух десятков лет ни на каком другом языке, кроме русского. Ложь столетней давности — «Протоколы сионских мудрецов», — созданная в России и использовавшаяся на протяжении всего XX века для оправдания антисемитизма, тоже была написана именно там и на том языке, где уже существовала ненависть к евреям. Русский язык в этом не виноват. Замарался ли он от этого произведения? Конечно.
Так же, как и манифест Адольфа Гитлера «Майн кампф» (нем. «Mein Kampf») не мог быть написан иначе, как на немецком языке. Виноват ли в этом немецкий язык? Нет. Но кто-нибудь винит евреев после Второй мировой войны в том, что они не стремятся учить немецкий язык или играть музыку немецких композиторов? Не думаю. Вот пример: когда маньяки и преступники в Австрии или Бельгии годами прячут детей в подвале своего дома, насилуют их, и от этого преступления в подвалах рождаются новые дети, а когда преступление раскрывается, знаете, что происходит с домом? Его сносят, фундамент выкапывают и засыпают так, что не остается и следа, садовые деревья вырубают, вырывают с корнями, насыпают новую землю, сажают новые растения, и никто никогда на этом месте дом уже не строит. Почему, виноваты прежние кирпичи и черепица? Нет, просто некоторые вещи слишком токсичны, чтобы с ними можно было бы поддерживать нейтральные отношения.
Я сам хорошо знаю русский язык и даже некоторое время зарабатывал на этом деньги (не так много, как на литовском, но все же), потому что был дипломированным переводчиком в Англии, а однажды даже выиграл большой конкурс на перевод документов Международной нефтяной биржи (англ. International Petroleum Exchange) в Лондоне на русский язык – так я косвенно заработал даже на российской нефти. Это было еще до Владимира Путина, так что хоть что-то.
Во мне самом есть русская кровь, хоть и не много. Я сам читал немало русских книг, и даже множество литературы, рекомендованной преподавателями университета, – по философии, эстетике, истории – было на русском языке, хотя это был свободный Университет им. Витаутаса Великого в свободной Литве. Поскольку интернета тогда еще не изобрели, а литературы на английском языке было очень мало.
Однако мне кажется, что настало время, когда русский язык больше нельзя никак поддерживать и развивать его влияние в Литве усилиями государства. Уничтожать не надо. Пусть не будет только нового распространения. Сколько книг издано – пусть будут, сколько фильмов в Интернете – пожалуйста, сколько людей говорят, пишут и читают – пусть говорят и читают, если кто хочет учить детей русскому языку в свободное время в каком-нибудь кружке или на внеурочных занятиях – не вижу проблемы.
Я буду спокойно говорить по-русски с русскими, если им так будет удобнее, или если я смогу лучше донести свои мысли до этой части аудитории. Я никогда не отказываюсь ходить на русские программы (в Delfi или еще куда-то) и охотно общаюсь с русскоязычными жителями Литвы. Я благодарен им, что они хотят меня услышать. Более того, реальность такова, что для десятков тысяч украинцев, нашедших убежище в Литве, именно русский язык в краткосрочной перспективе будет основным языком общения. Когда таксист не говорит по-литовски или по-английски, я разговариваю с ним по-русски и не пытаюсь ему объяснить, что ты, слышишь, иди учить литовский – я не знаю обстоятельств его жизни, не знаю, не разрушен ли его дом, и, может быть, изучение языков для него сейчас не первая необходимость. Придет время – выучит. По правде говоря, поддержки и благосклонности по отношению к русскому языку уже давно было незаслуженно много. Для языка, не для русских. По отношению к русским, как и ко всем нашим жителям, нужно как можно больше доброжелательности: Литва всегда была такой и, надеюсь, всегда будет такой – со множеством живущих здесь народов.
Русский язык как средство общения в Литве связан со множеством вещей, которые невозможно забыть: от запрета литовского языка (когда литовский язык был запрещен, альтернативой был не английский и не французский), от энтузиаста-вешателя генерал-губернатора Михаила Муравьева, довоенных и послевоенных ссылок в ХХ веке до оккупации, деятельности НКВД, КГБ, коммунистической партии, да и до потоков грязи в адрес Литвы в последние три десятилетия от новых русских фашистов: Владимира Жириновского, уже развлекающего чертей, а также Александра Проханова, Марии Захаровой, Михаила Леонтьева и бесчисленного множества других преступников, которым место на скамье подсудимых. Все они обращались к нам не иначе как по-русски. Обзывали пигмеями, сопляками, насекомыми, пугали радиоактивными отходами и мощными вентиляторами у нашей границы. Кричали, что, если надо, еще раз отправят в Сибирь, «можем повторить» – все это было по-русски.
Не кто иной, как российский канал «Дождь», еще даже не успевший пригреться в Латвии, дает нам рекомендации и указания, какие памятники ставить и где. Ни на каком другом языке, а именно на русском мы получаем наставления от не очень дружественной российской оппозиции (не ото всей, но того, что мы слышим, достаточно) о том, как мы неправильно проводим визовую политику, как будто эта политика – их дело, а не наше суверенное право.
Жуткая немецкая поговорка «Arbeit macht frei» («Работа освобождает») появилась не в эпоху нацизма – она взята из книги немецкого писателя Лоренцо Дифенбаха 1873 года о том, как работа может перевоспитать мошенников и игроков. Сама немецкая фраза исходит из идеи истинного освобождения: в средневековых немецких землях существовал закон, по которому крепостной становился свободным человеком, прожив в городе год и один день (нем. „Stadtluft macht frei nach Jahr und Tag“ – «Воздух города освобождает через год и один день»). Но, понимаете, когда над воротами концлагеря было написано «Arbeit macht frei», для людей, содержавшихся в лагере, эта фраза не была веской причиной изучать немецкий язык или на нем общаться.
