Delfi: Расскажите, пожалуйста, коротко, что это за исследование, каковы основные выводы, какие сферы оно затрагивает?
Андрей Лаврухин: Исследование провели Лада Янович и Петр Рудковский, его полное название «Союзница агрессора. Беларусь в контексте войны в Украине, вызовы и риски». Оно состоит из двух частей.
В первой части идет речь о степени информированности Лукашенко накануне войны, о стратегии участия-неучастия - такой амбивалентной стратегии, политической вовлечённости в эту войну.
Вторая часть связана с не менее острыми вопросами – о степени и мере ответственности Беларуси. Если в отношении России всё вроде бы как понятно, она является инициатором агрессии в отношении Украины, то с Беларусью есть некоторые нюансы. И вот как раз о нюансах речь идет во второй части.
- Начнем обсуждать итоги с первой части. К каким выводам пришли авторы исследования по поводу информированности Лукашенко о начале широкомасштабного вторжения России в Украину 24 февраля 2022 года? Советовался ли с ним Путин или он узнал об этом постфактум, примерно как мы, из выпуска новостей, проснувшись рано утром?
- Понятно, что все детали – это информация конфиденциальная, и об этом, возможно, знает только очень близкий круг. Однако факт (и как раз на этом делают акцент авторы исследования), что Лукашенко участвовал в информационной подготовке войны. Это первое. И второе, - он знал, что война точно планируется, и это уже тоже факт.
Вопрос состоит лишь в том, насколько Лукашенко был посвящен, когда именно начнется война, точная дата и время. Это непонятно. Может быть, и не был посвящён.
В частности, один из аргументов, который приводят исследователи в пользу того, что Лукашенко все-таки был посвящён и участвовал в информационной подготовке, - это интервью Лукашенко Владимиру Соловьеву 5 февраля.
Как мы знаем, Соловьев часто в оскорбительной манере отзывался о Лукашенко, и у них на личном уровне были напряжённые отношения. Поэтому вряд ли сам Лукашенко согласился бы давать это интервью. Очевидно, что это была согласованная акция с Кремлём. По крайней мере, так это интерпретируют авторы исследования.
В интервью Соловьеву – не дословно, но смысл был такой - Лукашенко говорит, что война продлится три-четыре дня, и там некому против нас воевать. Вот эта формулировка – «против нас воевать» - говорит о том, что это была согласованная акция.
Все дальнейшие действия, связанные с военными учениями, которые проходили с 10 по 20 февраля, и ответы на вопросы, будут ли выведены российские войска после учений, – здесь авторы исследования отмечают некоторую рассогласованность.
Тогдашний глава белорусского МИД Владимир Макей сказал, что последний российский солдат будет выведен с территории Беларуси, как только закончатся учения, и уже в то время это расходилось со словами Лукашенко.
Так, во всяком случае, интерпретируют события авторы исследования, связывая некоторые расхождения с тем, что кто-то был в большей степени осведомлен, а кто-то – в меньшей степени. Получается, что МИД – в меньшей степени, а Лукашенко и его ближайшее окружение и силовики, вероятно, в большей степени.
Ведь уже 17 февраля Лукашенко говорил о том, что российские войска на белорусской территории будут столько, «сколько мы захотим сами, то есть мы можем продлить эти учения», что и было сделано после 20 февраля.
Высказывание Лукашенко о продлении учений достаточно ясно указывает на согласованность действий, на осознанность и на информированность.
Соответственно, тезис, часто фигурирующий в комментариях политиков и политологов, - мол, неизвестно, был ли Лукашенко вообще в курсе, а, может быть, его просто использовали, - не состоятелен. И, наверно, это основной вывод, касающейся именно степени информированности.
Когда оказалось, что задуманная Путиным спецоперация, которую во всем мире называют войной, длится не три-четыре дня, а гораздо дольше, причем неопределённо дольше, Лукашенко начал использовать свою старую стратегию. В ход пошли его месседжи о том, что мы, конечно, участвуем, но не вводим войска, что мы участвуем в том смысле, что мы охраняем западные рубежи.
И это один из тех аргументов, когда в ответ на попытку российского руководства втянуть Беларусь в непосредственное участие в боевых действиях говорится, что мы охраняем западные рубежи. Не Юг, а именно западные рубежи. И в этой роли нужно оставлять нас не втянутыми в войну.
Дальше была риторика о том, что мы помогаем, конечно, всем беженцам, которые оказываются в Беларуси, ну и мы защищаем территорию Беларуси, чтобы война не переметнулась на границы Беларуси и Союзного государства. Что участвуем, но частично. Или участвуем, но не участвуем. То есть мы как бы принимаем участие, но непосредственно не участвуем.
Это была уже такая дымовая завеса, которая, насколько я понимаю, создала впечатление, будто бы Лукашенко на самом деле втянут в эту войну, или он каким-то образом не хотел, не был информирован, он был поставлен в известность постфактум, война застигла его, как неожиданное событие. Ну вот это не так, конечно. Не так.
- Часть, из того, что вы сейчас сказали, расходится с устоявшейся точкой зрения о полной зависимости Лукашенко от Путина и отсутствии каких-либо вариантов маневрирования.
Судя по тому, что вы говорите, какие-то варианты маневрирования просматриваются. Не то, чтобы Лукашенко начал отмежевываться, но все же пытаться оттягивать, может быть, вступление белорусских войск в войну.
- Конечно. Очевидно, что как только стало ясно, что это не три-четыре дня, не месяц-два, и неизвестно вообще какими будут последствия, Лукашенко понял, что нужно отползать.
Вопрос, как именно отползать и в какой форме. Риторически мы наблюдаем отмежевание, которое на случай возможного возмездия и ответственности, можно было бы каким-то образом перекроить, проинтерпретировать и показать, что в меру своих сил и способностей Лукашенко делал всё, чтобы не оказаться втянутым в эту войну.
Ну и главный, конечно, аргумент или свидетельство того, что все-таки Лукашенко дистанцируется и пытается выстроить такую достаточно ловкую, по меньшей мере на риторическом уровне, стратегию не включения, не вступления на территорию Украины белорусской армии. И это до сих пор остаётся важным.
Однако использование территории и все прочие обстоятельства остаются в силе, и это имеет свои последствия.
Авторы исследования приводят любопытные факты, например о том, что Россия многократно пыталась как-то все-таки пристегнуть Лукашенко и ограничить ещё больше степень свободы для маневрирования.
В частности, когда представители самопровозглашенных ДНР и ЛНР приезжали в Беларусь, в составе сопровождающих их в Беларуси было со стороны России очень серьезное представительство - посол РФ в Беларуси Борис Грызлов, секретарь Генерального совета «Единой России» и первый зампредседателя Совета Федерации Федерального Собрания РФ Андрей Турчак.
В то же время со стороны Беларуси это были среднего или даже низшего звена чиновники, и прошло это все не в Минске, а в Бресте.
В масс-медиа это событие также освещалось по-разному. В России - как признание самопровозглашенных ДНР-ЛНР, как сотрудничество. А в Беларуси вовсе не было никакой информации. И это подтверждает, что всё-таки Беларусь дистанцировалась.
По поводу Абхазии была аналогичная ситуация. Приезд туда Лукашенко в сентябре 2022 года в российских медиа называли «официальным визитом» и очень бурно освещали.
В то же время в белорусских государственных СМИ была интересная формулировка - цель визита Лукашенко официально не назвали, сообщили, что он «побывал на абхазской земле» и цитировали лишь его общие слова о том, что Абхазия - это райский уголок, что с карты мира ее не стереть и что он хочет наладить отношения Беларуси и Абхазии. И даже не было сказано, что он встречался с главой не признанной Беларусью официально Абхазии. (Ни Абхазию, ни Южную Осетию официально Беларусь не признала независимыми государствами. – Прим. Delfi)
Это была медийная работа на то, чтобы всё-таки выдерживать дистанцию и тем самым обеспечивать пространство для манёвра.
- Как можно определить статус Беларуси в этой войне? Юридически с Россией всё понятно, это агрессор. А Беларусь? И если говорить совсем просто, Россия для Украины точно враг. А Беларусь?
- Для Украины - это отдельный вопрос, и действительно для многих украинцев Беларусь – это враг. Но это не имеет отношения к международному правовому статусу Беларуси. И здесь есть свои нюансы.
Есть резолюция 3314, принятая Генеральной Ассамблеей ООН, в которой содержится определение агрессии. И если исходить из него, то Беларусь подпадает под это определение, потому что является страной, предоставившей территорию и возможности для осуществления акта агрессии. Это является существенным признаком идентификации агрессии.
Однако само признание Беларуси в качестве агрессора требует нескольких и процедурных моментов, и учёта юридических дополнительных обстоятельств, которые должны отразить имеющиеся нюансы.
В частности, речь идет о том, что Беларусь все-таки не совсем по своей воле оказалась в этой ситуации, Беларусь не была инициатором агрессии, она лишь подчинилась более сильной политической воле.
Да, она не смогла противостоять этой воле, но, тем не менее, в меру своих сил старается удержать в какой-то мере, уменьшить свою вовлечённость в эту агрессию. Есть процедура принятия решений, решение принимают специальные структуры при ООН и ряде других организаций, которые определяют степень ответственности.
Возможно, речь идёт о статусе Беларуси как соучастницы в агрессии. Сейчас от этого статуса удерживает право вето, которым обладает Россия. Как только это право вето будет отменено, - а в этом направлении сейчас движутся, чтобы в Совете безопасности ООН Россия не злоупотребляла этим правом, - Беларусь автоматически может быть признана страной-агрессором.
Потому что с точки зрения формальных юридических определений, она вполне подпадает под эти признаки. То есть перспектива вот такая.
Понятно, что здесь возникает вопрос, насколько мы понимаем, что не все белорусское гражданское общество может нести ответственность. Вопрос, таким образом, заключается в том, насколько эта ответственность делима или неделима.
Можно утверждать, что часть общества очевидно заняла не пролукашенковскую позицию и, более того, есть активные противники войны. Эта часть общества - не только те, кто выехал за пределы Беларуси, но и те, кто остался в стране.
Мы знаем примеры героического сопротивления. И жертвы были, и партизаны, и последние события, в частности история с российским самолетом, базировавшемся в Мачулищах под Минском, хотя тут и разнятся интерпретации.
Но тем не менее, мы понимаем, что такие люди есть, и они жертвуют своими жизнями. И они, кстати, спасают имидж государства и позволяют всё-таки говорить об ответственности менее суровой и менее суровом наказании.
Однако на уровне ответственности акт агрессии, когда он имеет отношение к государству, - неделим.
То есть разные факторы могут быть учтены, но государство не может, не приходя в сознание что-то делать, а потом говорить «ой». Это не отдельное физическое лицо, которое может сказать «у меня помутнение рассудка, состояние аффекта» или что-то в таком роде.
Государство - это институты, которые не могут ссылаться на помутнение рассудка. Поэтому если речь идет об акте агрессии, то эта ответственность неизбежно касается всего государства вне зависимости от того, что там есть группы людей, которые сопротивлялись и проявляли героизм, и есть те, кто аплодировал.
- Много сейчас говорят о коллективной ответственности. С Россией и россиянами более-менее понятно. Россияне многие могут с этим не соглашаться, даже представители оппозиции, но в целом вне России многие считают, что эта ответственность быть должна. С Беларусью несколько сложнее, о чем вы сейчас и говорили.
Несколько месяцев назад демократические силы запустили кампанию по признанию Беларуси де-факто оккупированной Россией. Есть ли какие-то юридические доводы, чтобы добиться такого признания? Или это попытка не распространять коллективную ответственность на всех белорусов, если получится добиться признания?
- Я бы сказал, что это, скорее, политическое желание, политическая воля, попытка, скажем так, уменьшить вину Беларуси как государства. Но с точки зрения юридической, это не имеет оснований.
Под определение оккупации подпадают ситуации, когда чужие войска введены без согласия страны. В случае с Беларусью сейчас есть такое согласие.
Авторы исследования обращают внимание на то, какие именно документы регламентируют присутствие российских войск в рамках Союзного государства, в рамках ОДКБ и в рамках региональной группы войск.
Всё вот это, равно как и заявления Лукашенко как Верховного главнокомандующего, который многократно признавал факт своей доброй воли и согласия (и эти факты приводятся в исследовании) как раз свидетельствуют о том, что оснований для признания оккупации нет.
Это не оккупированная страна. И это означает, что ответственность придётся нести. Всё-таки аргумент об оккупации, скорее всего, не сработает.
Однако это не означает, что все иные обстоятельства, связанные с разделенностью общества, с наличием воюющего в Украине белорусского Полка Калиновского, с наличием фактов героического сопротивления людей внутри страны, с политзаключенными, которые сидят сейчас в тюрьмах, не играют роли.
Напротив, именно эти обстоятельства являются гораздо более сильными аргументами в защиту имиджа страны, чем политическая риторика об оккупации Беларуси.
