Что и говорить, в самой России отношение к этой фигуре неоднозначное. Досужий обыватель списывает на Ельцина все беды «проклятых девяностых», а ностальгирующий любитель пломбира видит в нем одного из разрушителей СССР. Но и отказавшись от политических клише надо признать: ошибки у Ельцина были, как и у любого политика. И все же человек уровня первого российского президента – слишком масштабная фигура, чтобы получать однозначные оценки.
Второго февраля состоялся Международный Форум "Борис Ельцин – Новая Россия – Будущее Европы", приуроченный к 90-летию со дня рождения первого президента России. Среди участников Форума были Витаутас Ландсбергис, Станислав Шушкевич и Леонид Кравчук – люди, чьи имена стали нарицательными, когда идёт речь об эпохальных исторических событиях: независимость стран Балтии, подписание Беловежских соглашений, крушение советского государственного колосса.
Витаутас Ландсбергис, председатель Верховного совета Литвы – Восстановительного Сейма
О Борисе Ельцине у меня очень глубокие тёплые воспоминания. Но и воспоминания сожаления о временах, когда его уже устраняли от власти, и сумели это сделать. А я помню его самые прекрасные годы порыва к свободе и демократии. И я понимаю его сейчас, может быть, даже лучше, чем тогда. И понимаю, что он все время, может быть, думал о России, о её роли и судьбе прежде всего. Видел, что необходимо России: свободы и обновление. Обновление через свободу, а не через подавление. Не через насилие, а через взаимопонимание и сотрудничество.
У него в самой России расходились пути с теми, кто думал иначе: что если сила есть, ума не надо, а тем более сердца. А у Бориса Николаевича был и ум, и предвидение более правильных путей, и было сердце. Я это могу засвидетельствовать: у него было какое-то чувство по отношению к меньшим народам и к устремлениям меньших, которых как-будто легко [отодвинуть] или подавить. А всё-таки этого не надо делать, и наоборот, их можно даже поддержать и идти вместе к желаемой цели – свободе и свободному сотрудничеству. Вот откуда наша близость и политическая дружба.
Я думаю что он, думая об обновлении России в свободе, полагал, что это может прийти как подпора устремлениям, если они будут крепнуть в России. Прийти именно со стороны Балтии. И отсюда, может быть, его дружба к нашим небольшим трём народам на берегах Балтии. Это и наша и политическая дружба, особенно в эти решающие годы, которые могу начертить как 1989-ый (возникновение съезда народных депутатов) и 1992-ой, когда Литва уже освободилась от советского имперского гнета. Даже в одном ряду, на одной стороне борьбы [вместе] с демократической Россией.
И как-будто прокладывались пути к более счастливому будущему Европы, особенно в этой части, самой восточной части Европы. Вокруг нас было очень сложное и многое, и вокруг него разыграли то мнимое соперничество коммунистических доходяг с разбродом демократов, не находящих своего единства. Да ещё разыграли войну с террористами, которые не подчинялись державным чекистам. И в этой трясине ему было неимоверно трудно. Тем более, что мы даже не знаем о его окружении, которое оберегало или не оберегало его даже от его собственных слабостей. А может быть, даже подталкивало туда.
Но главное – то, что он хотел освобождения России. Тогда была концепция, логичная и в большой мере правильная, о порабощенных народах. Народах, порабощенных диктатурами, и прежде всего коммунистической диктатурой на Востоке, и на Востоке Европы и дальше в Азии. И при этой задаче освобождения Ельцин действительно хотел видеть свободную Россию – свободную от коммунизма как вредного и злостного учения ненависти к другим, к инакомыслящим под видом буржуазии или каких-то врагов народа, которых надо уничтожать. Этого у Ельцина в помыслах не было, по-моему, никогда. Концепция порабощенных народов – я не знаю, додумывался ли он до этого. Но, наверное, чувствовал, что русский народ тоже порабощен этой ордой диктаторов.
Задача была неимоверной. В очень крутых моментах испытаний – таких как стремление Кремля военной силой [пойти] на Прибалтику и прежде всего на Литву в январе 91 года, чтобы подавить и не позволить народам решать самим свою судьбу, – Ельцин занял чёткую и искреннюю позицию. Объявлял её в своих речах и даже прокламациях, которые и мы распространяли среди русских солдат в Литве: вот, руководитель России говорит вам, не идите против свободолюбивых народов, они имеют право сами решать, не идите на поводу у диктаторов. Это было очень важно. Это не могло стать наперекор настоящим, очень воинствующим и тупым диктаторам, по существу. Но, наверное, это и смягчало удар и подготавливало саму Россию повернуть в сторону человеческих отношений и демократического понимания устройства жизни.
Вот такого Ельцина я помню и буду всегда помнить, сожалея о том ,что его всё-таки загубили. Я полагаю, его нарочно загубили. Можно отравлять по чарке, и тем более постоянной и крупной. Я помню, что он даже не уходил от стакана, выпив. Он это мог бы, но кто-то его толкал в эту сторону. Россия очень много потеряла от того, что он был устранен. Но то, что он успел сделать – утвердил некоторые принципы.
Не знаю, был ли он полностью осведомлён в такой классике, как известное изречение: не может быть свободным народ, угнетающий другие народы. Вот это применимо к России в очень большой мере, но не к некой ельцинской России. Ельцин не хотел России, угнетающей меньшие народы. Он хотел видеть Россию в дружбе со всеми – и большими, и даже маленькими народами. Пришла беда, когда и он споткнулся, можно сказать, на Чечне. Помню, как он поначалу высказался с высшим достоинством: «мы никогда не пойдем войной, мы не пошлем туда войска». А потом подписал. Что случилось? Что обломалось? Какое окружение вынуждало его к таким действиям? Может быть, историки или близкие соратники ещё могут кое-что вспомнить. Это напоминает мне, как дожали Горбачёва, чтобы он разрешил применить военную силу против Литвы. Он тоже отказывался, а потом уступил. Вот где были судьбоносные моменты и были испытания для руководителей.
Ельцин долго вёл Россию, почти 10 лет, может быть, в сторону демократии. А когда Россия вернётся на эту тропу и на эти горизонты, ещё неизвестно. Дай Бог, чтобы она сама не погибла. Ему пришлось бороться не столько с какими-то внешними противниками, но со внутренними И не только вокруг него, но и в самом российском народе. При таких традициях державного угнетательства, как царизм и сталинизм, за короткое время изменить такие навыки и подходы к проблемам действительно, может быть, не в его силах, даже с группой соратников. Но он двинул эту гору, и дай Бог помнить об этих усилиях с благодарностью. Без Ельцина было бы страшно плохо.
Станислав Шушкевич, 11-й Председатель Верховного Совета Республики Беларусь (1991-1994)
Расскажу только о тех делах, когда я лично контактировал с Борисом Николаевичем Ельциным. Моя первая личная встреча с ним была при учреждении межрегиональной депутатской группы. Я увидел человека, который спокойно договорится с людьми любого уровня, и прекрасно объясняет, что происходит и что мы должны создать. Нас тогда было очень мало на съезде народных депутатов СССР. Он не побоялся возглавить группу из 300 с небольшим человек против 2250-ти народных депутатов съезда.
Второе – это было потрясающе слушать, когда Борис Николаевич Ельцин выступил по поводу его избрания президентом России 12 июня 91 года. Он сказал замечательную трогательную речь. Но он сказал очень простую вещь: Россия всегда заботилась о величии страны, а надо нам заботится о благополучии граждан. Мы должны мобилизовать все усилия, чтобы наши граждане жили так, как они заслуживают жить в этой прекрасной стране России.
Мы забываем о том, что он, в общем-то, был в трудном физическом состоянии, ведь он перенес операцию на сердце. Назовите мне еще государственного деятеля такого уровня, который бы, уходя на операцию, поручил кому-то выполнять президентские обязанности, исполняя Конституцию.
Ну и, наконец, очень важное мероприятие. Мы буквально погибали в 91 году перед зимой, потому что было нечем согревать граждан. И все достойные люди в Беларуси говорили мне, в первую очередь премьер: «нас может спасти только Ельцин. Он по-человечески понимает жизнь людей любого уровня. Давайте выходите на него, найдите способ с ним поговорить».
Я с премьером решил, что позовем его как бы на охоту. Он человек понятливый, он не будет интересоваться деталями. Я нашёл момент, когда мы с ним оказались один на один, и пригласил его на охоту. Он сразу согласился. Сказал, что срок согласуем с нашими службами. Это была встреча в Беловежской пуще.
Документ, который был создан при потрясающем влиянии Ельцина, признан документом величайшей легитимности и величайшей человеческей значимости, потому что великая империя СССР распалась без потери единой капли крови. Ельцин всё-всё сказал, что должны сделать эксперты, и потом мы все вместе [доработали] содержание этого документа, соглашения о создании Содружества независимых государств. Фактически его смысл был заложен Борисом Николаевичем. Он оказался настолько опытным политиком, что никто не может упрекнуть это соглашение по сей день.
Но, к сожалению, его начали сдавать. У Ельцина, естественно, были и ошибки. Одна из ошибок в том, что он переоценивал своё окружение. Таких людей как Егор Гайдар и Анатолий Чубайс, переоценить невозможно, они были преданы этому человеку, потому что он их понимал, и фактически они продолжали свое дело. Но нашлись люди, отыскавшие способы, которые именуются способами спецслужб, в значительной мере сделавшие Россию похожей на государство чекистов и олигархов. Я очень об этом сожалею, но это не вина Ельцина, это его беда. Он был велик и остается велик навсегда.
Леонид Кравчук, Председатель Верховного Совета Украинской ССР (1990-1991), Председатель Верховной рады Украины (1990-1991) 1-й Президент Украины (1991-1994)
Ельцин это государственный деятель не только национального масштаба. При его президентстве Россия играла значительно бóльшую роль в мире. Её авторитет базировался на демократических преобразованиях, происходивших в России. При всей остроте проблем, которые были в то время, и Украина могла решать свои задачи без давления, без агрессии со стороны России. Решать на принципах договоренностей, на принципах международного права, на принципах истории и отношений.
Ельцин был человеком целеустремленным и решительным. Он знал, что было главным в то время для России. Он строил новую Россию, сильную и демократическую. Я не помню случая, чтобы во время наших бесед он не повторял: «я так хочу, Леонид Макарыч, построить Россию, которая была бы примером для подражания». Конечно, как и все поколения, как и все мы, он нёс в себе много прошлого. Но Ельцин сумел очень быстро освободится ото всего и начать внедрять новые формы управления страной, новые формы жизни в стране. Он чувствовал новизну жизни, это было у него постоянно: всегда жил новым, всегда был примером для нас всех.
Он умел руководствоваться здравым смыслом, решая большие задачи. Он не уходил в далекие высокие теории, а всегда говорил о здравом смысле, умел читать время. Он делал все, чтобы снять с власти партийно-советский хомут. Правда, после него, и сейчас не только в России, вместо этого хомута начали надевать дорогую бижутерию. Это уже, конечно, дело не только политическое, а чисто моральное.
Ельцин не был увлекающимся игроком политики. Он играл, как и все политики. Но играл до тех границ, где начинались коренные интересы России. Он не преступал красных линий, которые называются «коренные национальные интересы России». Он всегда помнил о своем высоком долге перед народом, перед Россией, которые избрали его лидером, государственным деятелем. Конечно, Ельцина сегодня не хватает России. Это мы все чувствуем и видим.
Так складывается всегда в жизни, что государственные деятели наиболее ярко светятся в тяжелые, сложные времена. В России и в мире таких сложных этапов очень много. Одним из них была Беловежская пуща, где я наиболее глубоко, наиболее серьезно увидел в Ельцине человека решительного, смелого, знающего чего хочет и то, как достичь желаемого. Без такой позиции Ельцина вряд ли мы бы смогли принять в Беловежской пуще документы, которые легли в основу преобразования мира, прекращения существования последней в мире империи. Это заслуга Бориса Николаевича Ельцина.
Конечно, Украина тоже всегда хотела видеть в Ельцине пример для подражания. Она хотела, чтобы Ельцин уделял Украине больше внимания, ценил Украину как независимое государство, решал вопросы путём дискуссии, обсуждений взвешивания интересов. Но при всей сложности той ситуации Украина смогла – именно благодаря качествам Бориса Николаевича и его команды – уйти от тяжёлых времен, которые наступили сегодня: агрессии, аннексии Крыма. Конечно, это сложные для Украины времена. Но мы верим, что и Ельцин будет оценен по-настоящему Россией, потому что он еще не оценен. Я думаю, что это будет обязательно, потому что это надо именно для России, для её истории, для ее будущего.
Все, кто знает, что такое переход от диктаторского режима к новой форме жизни (а это было время партийно-политических коммунистических принципов), тот знает цену жизни и цену выдающемуся российскому президенту Борису Николаевич Ельцину. Память о Ельцине должна работать на Россию и не только.
